Дворцовый поворот.

«Минск–Арена» величественна и прекрасна. От одного ее вида захватывает дух, а в лабиринтах ее подтрибунных помещений можно заблудиться. Глядя, как сонмище строителей, напоминающих муравьев в огромном муравейнике, красили, пилили, полировали, таскали какую–то арматуру и вообще хаотично перемещались, делая при этом одним им известную работу, испытали душевный трепет. Однако в то, что совсем скоро все будет готово к открытию, верилось с трудом...

— Будет! — уверил директор комплекса Павел Галкин. Он согласился выступить нашим экскурсоводом и не без гордости показывал фронт работ уже сделанных и тот, который еще предстоит освоить. Внешний вид уже играет, «одежка» арены выглядит почти с иголочки. Остались последние штрихи. Солдатики драят прилегающую территорию, укладываются последние плитки на мостовую, а повисшие мухами на верхотуре высотники вылизывают до ослепительного блеска стекла. Галкин останавливается у входа и еще раз, в сотый или тысячный, смотрит на всю эту громаду, не в силах, видимо, отказать себе в этом удовольствии. «Каждый, кто приезжает сюда, смотрит открыв рот, — говорит он. — Они почти плачут от восхищения: «У нас такого нет...» — цокают языками, и у них блестят глаза...» «Арена Хеопса» — так, кажется, они могут назвать для себя это чудо нашего спортивного зодчества. Однако что–то задержались мы на пороге. Переступая через залитые смолой штыри у входа, следуем в «храм»...

И здесь уже видны контуры будущего величия. Холл просторен и светел — есть место и магазинчикам для торговли сувенирами, и мини–кафе, и просто где развернуться болельщикам. У «Минск–Арены» — 8 уровней, и мы забираемся на последний. С галерки вид потрясающий — все как на ладони. Правда, чтобы разглядеть отсюда хоккеистов, которые блошками будут ползать по льду, нужно будет зрителям предлагать бинокли, как в театре. Но пока это все напоминает не театр, а Колизей. Пыль, бетон, торчащие металлические конструкции... «Это мы исправим быстро, — уверяет Павел Галкин. — Заканчиваем подготовку к монтажу сидений, которые должны вот–вот прибыть из США, параллельно занимаемся ледовой площадкой. Лед будет залит в конце октября...» Так что впечатление, что здесь еще конь не валялся, оказывается ошибочным, работа бурлит. «Арена готова уже на 85 — 90 процентов, — прикидывает в уме Павел Владимирович и уточняет: — Остались, по сути, лишь пусконаладочные работы, заливка льда, звук, свет, кондиционирование...» В общем, говоря простым и понятным языком, — навести марафет.

В лабиринтах «подтрибунки» тоже не протолкнуться. Здесь людно, как во время будущего чемпионата мира, только вместо хоккеистов, судей и официальных лиц мелькают перепачканные робы и мурзатые лица. Они чему–то улыбаются, довольны, видимо, своей причастностью к делу возведения такой махины. 6 раздевалок уже почти доведены до ума, вода проведена, осталось только обставить, прикрутить–привинтить, создать уют. Места здесь — хоть пляши, и до выхода на лед считанные метры. И это тоже немаловажно, если вспомнить, например, арену в Вене, где во время чемпионата мира хоккеисты жаловались, что пока в перерыве добирались до раздевалки, времени отдохнуть не оставалось, нужно было обратно идти. О болельщиках тоже подумали: есть три ресторана на 132, 112 и 100 мест, парковка на 2.000 мест. Может, это для 15–тысячного великана и немного, но проблема, думается, решаемая.

Переходим на конькобежный трек с трибунами на 3.000 человек. Здесь тоже аврал. Кресла уже начали устанавливать, овал ждет заливки льда. Деловито что–то обсуждают главный архитектор и прораб, о чем–то спорят и тыкают в план карандашами.

«Эй ты, як цябе там, хлапец», — донесся голос откуда–то сверху. Старый работяга попросил меня выдернуть шнур из сети. Я выдернул, тоже, получается, поучаствовав в строительстве. Он его смотал, огляделся и довольный увиденным одобрительно крякнул. Да, арена и вправду уже сейчас производит мощное впечатление. То ли еще будет в день открытия...