Глава 10. Гол в ворота "Эдмонтона"

В своём дебютном сезоне в НХЛ (1989-90) я набрал 31+35=66 очков. Одним словом, начал неплохо. Помню, в одном матче против "Чикаго" в ноябре я забросил две шайбы и сделал голевую передачу. Их вратарь, Алэн Шеврие, всё ещё злился на меня за минувший плей-офф, а потому стоило мне к нему подъехать, он отпускал в мой адрес какой-нибудь едкий комментарий. Я отвечал ему взаимностью.

В конце второго периода он хотел поставить мне подножку клюшкой, и я упал прямо на него. Он озверел и стал лупить меня "блином". Матч превратился в настоящую войну между нами. Я почти забил ему после классной передачи Ньюи, бросив в открытый левый угол, но Шеврие сел на шпагат и поймал шайбу ловушкой. За семь минут до конца третьего периода "Блекхоукс" вели со счётом 4:3, и я выскочил один-в-ноль. Я отправил шайбу в сетку и крикнул ему: "Ну что, получил, недомерок?!". Месть удалась на славу.

В том сезоне наша команда провела несколько просто потрясающих матчей. 23-го февраля мы разнесли в пух и прах "Торонто" со счётом 12:2, а в конце сезона выдали серию из шести встреч без поражений, заняли первое место в Дивизионе Смайта, опередив при этом "Эдмонтон" на девять очков, и финишировали вторыми в сводной таблице НХЛ. Всё говорило о том, что нам по силам снова выиграть Кубок Стэнли.

Но в плей-офф ситуация заметно ухудшилась. Мы вылетели в первом раунде, во многом из-за того, что в шестом матче нам несправедливо не засчитали гол. Если бы эту шайбу засчитали, то мы бы не проиграли в овертайме, а там кто знает? Но мы рано вылетели из плей-офф, а в мае уволили Терри Криспа.

Сейчас у Криспи обалденная работа - он комментирует матчи "Нэшвилла". Но тогда у него были проблемы с владельцами "Калгари". Они просили его не выражаться на скамейке запасных, потому что многим болельщикам это не нравилось. Лично мне он нравился. Криспи всегда находил время для своих игроков.

Не хочу оправдываться, но всё-таки в том сезоне я получил травму прямо перед Днём Святого Валентина - растяжение второй степени внутренней боковой связки. Я не успел увернуться от какого-то бугая из "Квебека", и он влетел в меня, как поезд. Сцена была достаточно жуткой. Когда я рухнул на лёд, в голове у меня пронеслось: "Ну, ни фига себе, попал, называется, в НХЛ. И теперь вот так вот до конца моей карьеры будет?". Понятное дело, что я доиграл матч до конца. Я играл в сильнейшей команде мира и просто так сдавать не собирался. В конце третьего периода колено у меня уже прилично побаливало. Я не мог на него опереться, и оно гнулось у меня в обе стороны, но я знал, как заставить себя забыть о боли. Я научился не обращать на неё внимания.

В конце сезона 1990-91 я получил ещё одну достаточно серьёзную травму. Мы играли в Лос-Анджелесе, и я налетел на Тони Гранато. Мы оба были ещё теми сорванцами. Я вообще недолюбливал Гранато, а потому полетел вперёд с намерением нанести ему травму, а в итоге ушибся сам. Мы потом несколько раз общались с ним за пределами площадки, и я могу сказать, что он классный парень, но тогда я ему завидовал.

Он учился в колледже. Его включили в символическую сборную новичков НХЛ, а мою кандидатуру даже не рассматривали, потому что я попал в основу в середине сезоне и, следовательно, очков у меня было не так уж и много. Он постоянно действовал мне на нервы, как правило, отпуская шутки по поводу моего роста. Это меня особенно раздражало, потому что сам он был ненамного выше меня. Он мне скажет: "Карлик ты е**чий", - а я ему отвечу: "Тебя отсюда в мешке для покойников вынесут, м**ила". Стандартный, в общем, обмен любезностями. Надо было мне ему тогда хорошенько п***ы дать на глазах у всех, чтобы не зазнавался.

Как я уже и говорил, на дворе был конец сезона, и мы летели с крупным счётом "Лос-Анджелесу". Тони пошёл в атаку, а я встал у него на пути. Он хотел меня объехать, а решил поймать его на колено и тут - бам! Колено в колено. Я упал, как подкошенный.

Худшего времени для меня и быть не могло - ещё три гола, и я бы добрался до отметки в 50 шайб за сезон. К счастью, после этого матча у нас было четыре полноценных выходных. Я вернулся в Калгари и прошёл физиотерапию. Следующую встречу мы проводили против "Ванкувера". Мне было очень больно, и колено шаталось во все стороны, но... Блин! Ну, три шайбы же всего оставалось забросить!

Я принял участие в утренней тренировке, а потом пошёл к доктору. Я сидел на столе, а он тщательно изучал моё колено. Кость у меня реально, можно сказать, болталось. Больно было п**дец как. А я делал вид, будто всё нормально. "Я себя чувствую абсолютно нормально". Я должен был играть. Я должен был забросить 50 шайб. Врач сказал мне сесть на корточки и походить так по его офису. При каждом шаге у меня было чувство, словно мне ногу ножом режут. Он следил за выражением моего лица, поэтому я не выдавал никаких эмоций. Я пожал плечами, запрыгнул обратно на стол и сказал: "Всё в порядке, док".

Он смотрел на меня где-то минуту и никак не мог понять, почему я не чувствую того, что у меня в колене порваны связки. А я смотрел на него и улыбался, как ни в чём не бывало.

"Хорошо, - сказал он. - Вроде, всё в порядке. Посмотрим, как у тебя пойдут дела на раскатке. Беаркэт замотает тебе колено". На раскатке они с Беаркэтом стояли у бортика и не спускали с меня глаз. Заходя на вираж, я споткнулся, и колено у меня окончательно разъехалось. У меня одна кость ударилась об другую, как в мячик в настольном теннисе. Я упал. Беаркэт открыл калитку и тут же прибежал ко мне - "Что случилось?". Я поднялся на ноги и сказал: "Да ничего страшного, просто споткнулся".

Об этом инциденте сообщили Райзеру, который тогда был генеральным менеджером "Калгари", и он вызвал меня к себе в офис. Врач сказал ему, что от такой травмы я буду восстанавливаться полтора месяца. Поскольку я был лучшим снайпером нашей команды, Райзер решил дать мне передохнуть, чтобы я был полностью готов к первому раунду плей-офф. "Тео, - сказал он. - Забудь ты про эти 50 шайб. Главное, чтобы ты не 50 шайб забросил, а чтобы ты к плей-офф был готов".

Я пожал плечами и ответил: "Но у меня действительно не болит колено". Райзер не поверил мне: "Ты должен думать, прежде всего, о команде. Нельзя играть с травмой". Я посмотрел ему в глаза: "Даг, у меня ничего не болит. Я в полном порядке". В тот же день я сделал хет-трик и добился своей цели. Господь был милостлив ко мне.

В первом раунде мы попали на "Эдмонтон", но к тому моменту у меня же не колено было, а гамбургер. Слава богу, оно выглядело более-менее нормально, а когда я его замотал, оно ещё и держалось на месте. Я лечил колено ультразвуком, прикладывал к нему лёд, применял электростимуляцию, но стоило во время матча кому-нибудь задеть по нему, как у меня из глаз сыпались искры от боли.

Серия выдалась на загляденье. В регулярном чемпионате "Эдмонтон" отстал от нас на 20 очков, в плей-офф это была уже совсем другая команда. По задорности каждый матч был похож на дворовый хоккей. А для такого игрока, как я, лучше этой серии ничего и придумать было нельзя - это была война. Лицом к лицу сошлись настоящие мужики, и трусам там было не место.

Вы же ведь наверняка видели не раз, что стоит игрокам чуть притронуться друг к другу клюшками, как их тут же удаляют за удар по рукам? Так вот, мы друг другу мочили друг друга по рукам со всей силы. Это был сущий ад. Но удовольствия от этого было выше крыши.

Стоило мне выйти на лёд, как Саттер тут же выпускал пару защитников Джефф Букебум-Стив Смит. Букебум был двоюродным братом Ньюи. Ростом он был 195см, а весил 105кг, в то время как габариты Смита составляли 191см и 98кг. В каждой смене в каждом матче мне противостояли эти два гиганта, чья задача сводилась к тому, чтобы просто выжать из меня все соки. Они были готовы на всё - толчки сзади, удары клюшкой по рукам и локтями по лицу... В общем, делали всё что могли.

У меня было такое ощущение, что я участвую в сцене из фильма "Храброе Сердце" - в битве за Фалкирк. И я балдел от этого. Такие препятствия были мне только в радость. Именно о таких вызовах и мечтает топовый спортсмен. В моей жизни ничто, кроме рождения моих детей, не приносило мне такого кайфа, как игра в подобных матчах. В повседневной жизни ничего подобного и близко нет.

Мы поровну разделили победы в первых двух матчах в Калгари, и оба раза счёт был 3:1. Затем "Эдмонтон" выиграл два матча у себя дома, выйдя вперёд в серии с аналогичной разницей. В "регулярке" я забросил 50 шайб, а в плей-офф на тот момент ещё ни одной. Ещё раз повторюсь, я не пытаюсь найти какие-то оправдания, но колено у меня болело невыносимо. Нам удалось добыть победу в пятой встрече, и мы вновь отправились в Эдмонтон.

Матч был абсолютно равным, игра шла, как на качелях, и в итоге дело дошло до овертайма. Марк Мессье кружился с шайбой и хотел сделать поперечную передачу. Я предвидел такое развитие событий, перехватил пас, пролез между Букебумом и Смитом, и пустился с ними наперегонки к воротам. Впрочем, выиграть эту гонку не составляло никакого труда - мои оппоненты были большими и медленными.

Я выскочил один-на-один с их вратарём, Грантом Фьюром. Я пытался укротить шайбу, но она неожиданно встала на ребро. Я увидел небольшую щель между ног Фьюра - шайба могла проскочить через неё исключительно на ребре. Я поднял ногу вверх, бросил и... попал. Мне понадобилась какая-то доля секунды, чтобы забросить самый важный гол в своей жизни, да ещё и на одной ноге.

Мне будто ракету к спине привязали - я поднял вверх клюшку, пролетел за воротами, а потом устремился по левому борту к своей команде. Я докатился до центральной зоны, упал на колени и стал размахивать руками во все стороны. Не прекращая размахивать ими, я доехал до бортика. Я увидел, что на меня на полном ходу несётся Ньюи, а улыбка на его лице была размером с дырку на жопе. Я перевернулся на спину, ударил ногами в борт, и сверху меня собралась куча-мала.

Ради тех пяти секунд стоило жить. Ни один алкогольный напиток и ни один наркотик на свете (а я пробовал всё, начиная от травы и заканчивая кокаином) не приносил мне столько радости. Включите как-нибудь телеканал НХЛ - там этот гол раз по 50 за день крутят. После этого Дон Черри и Рон Маклейн пригласили меня на "Hockey Night In Canada". Я выступил чуть лучше, чем в Пиестани, но всё равно глотал слова от перевозбуждения.

Благодаря этой победе развязка серии перенеслась на 17-е апреля 1991-го года в Калгари. Перед нами открылась уникальная возможность пройти дальше, отыгравшись с 1:3. Уже в самом начале встречи Глен Андерсон пошёл в атаку по левому флангу недалеко от борта. Я улучил момент и решил применить силовой приём, но прямо перед тем, как мы должны были столкнуться, он пригнулся, и я перелетел через него, ударившись правым плечом в борт.

Я даже не знаю, что было слышно более отчётливо - треск борта или треск моего плеча, вылетевшего из "кармана". Я поднялся на ноги и попытался вправить его, подозвав Беаркэта на помощь. Он нагнулся и поднял меня на свою спину, что вправить мне плечо силой тяжести. Это сработало, и я вернулся в игру. Часть мышц у себя в плече я растянул, а часть просто порвал, и мне хотелось выть от боли. Понимая, что стоит на кону, я позволил врачу дать мне обезболивающее. Перед матчем он спросил меня, не хочу ли я вколоть себе заморозку в колено, и я согласился. И вот теперь, когда у меня плечо горело адской болью, я его уже просто умолял сделать с ним тоже самое. Заморозку мне вкололи прямо в раздевалке. Я понятия не имею, что он мне вкалывал. Знаю только, что после этих уколов я мог шевелить рукой, а в колене уже не было ощущения, что туда кто-то насыпал битого стекла.

А что вы хотели, тогда был такой хоккей. Так мы играли в былые годы, и я этим чертовски горд. Эту эпоху в хоккее я чту гораздо больше всех остальных. Тогда игроки были настоящими мужиками. Парни, которые играли от начала 80-х до прихода потолка зарплат, были особенными. Таких игроков больше уже никогда не будет.

Я говорю о таких игроках как Уэйн Гретцки, Марио Лемье, Марк Мессье, Стив Айзерман, Рон Фрэнсис и многих других уникальных парнях. Или те же Джо Сакик, Петер Форсберг, Пол Кария и Крис Пронгер. Все они играли в одном и том же ключе - они играли в атакующий хоккей и с голодными глазами. Теперь же в каждой команде есть три лидера, а все остальные - шалупень. Они все выглядят одинаково и играют так же. Вот до чего докатился хоккей.

После первого периода мы вели 3:0, а на моём счету был гол и результативная передача. "Ойлерс" отыгрались к концу второй 20-минутки, а в начале заключительной трети и вовсе вышли вперёд благодаря голу Анатолия Семёнова. Но за две минуты до финальной сирены Ронни Стёрн забил гол и сравнял счёт - 4:4. Встреча перешла в овертайм, на исходе седьмой минуты Эса Тикканен бросил по воротам, и шайба рикошетом от Фрэнки Мусила залетела в сетку - повезло.

Таким образом, мы свалились с самого верха до самого низа. Моя душевная боль не шла ни в какое сравнение с физической. Едва войдя в раздевалку, я завыл нечеловеческим голосом. Я поверить не мог, что сезон закончен. Как и всегда, меня немного успокоил Эл МакНил - потрясающий парень, работавший тогда в "Калгари". Он всегда находил нужные слова. Я тогда часто думал, каково бы это было, если бы мой отец был похож на него. Жить мне было бы куда проще, это точно.

Сейчас я вспоминаю об этом и думаю: "Бл*, ну и дурдом!". Все мои мысли тогда были о хоккее, о победах, о команде, и больше всего в мире я боялся подвести своих партнёров. Я очень переживал из-за этого поражения "Эдмонтону" в первом раунде.

Я ушёл в запой на несколько дней. Я начинал бухать в баре, а когда он закрывался, продолжал у друга дома. Там я пил всё - пиво, виски, всё что горит, как говорится. Потом опять шёл в бар. Продержаться так долго мне помогал кокаин и марихуана. Чтобы забыть о поражении, я не спал пять дней. С тех пор это стало моей традицией по окончании сезона.

Свой личный рекорд по количеству дней в запое и без сна я установил в 1998-м году, когда я пробухал таким образом всю стампида в Калгари - то есть, 10 дней. А что такого? Я считал, что раз хоккейный сезон закончен, то мне можно расслабиться. Думаете, меня как-то вообще беспокоило то, что меня кто-то ждал в это время дома и волновался? О чём вы. Конец сезона. Дайте погулять.


Комментировать

Вам нужно , чтобы вы могли комментировать