Мать Руслана Салея Тамара Гавриловна рассказал о своем сыне и призналась, что тяжело переживает гибель Руслана и смерть своего мужа.
«Я столько выплакала за это время! Прошло два года, а я до сих пор не могу оправиться после гибели сына. Муж не мог плакать, все держал в себе. Вот сердце и не выдержало. Но меня старался поддерживать, уговаривал: ну что ты плачешь, что ты этим сделаешь, ты не подымешь, не вернешь, почему ты себя гробишь? А я плакала день и ночь. Никого не видела, не хотела разговаривать, всех обходила стороной, чтобы только никто не задел, не спросил. Это настолько больно!
Руслан тоже не любил, когда я плакала. Всегда успокаивал: «Мама, только не плачь, ты за меня не волнуйся!» Но что поделать, если я такая эмоциональная, холерик. Вот муж был спокойный, выдержанный. Наверное, мы и прожили вместе 52 года потому, что уравновешивали и дополняли друг дружку. Руслан весь в отца…
Я до сих пор не верю, что Руслана нет. Он будто уехал далеко по делам и скоро появится. Он же должен быть - позвонить, приехать. Это, наверное, такая материнская самозащита: я не понимаю, как может не быть Руслана?.. Я не чувствую вины с нашей стороны, потому что мы никогда не становились сыну поперек дороги, всегда поддерживали. Я не могу винить Бога, потому что говорят, это судьба и каждому определено свое время. Но ведь он столько всего не успел сделать!
Знаете, в последнее время Руслан был какой-то уставший, замученный, что ли. Все спешил куда-то. И я виню себя только в том, что не отговорила его ехать в Россию. Хотя я ведь его спрашивала: зачем тебе туда ехать? Он ответил, что не судьба ему выиграть Кубок Стэнли и он хочет попытаться завоевать Кубок Гагарина. И опять не судьба: мало того что не судьба выиграть, так еще и не судьба вернуться домой…
Я ни одной его игры не пропустила. Даже с работы отпрашивалась. Помню, как они, совсем еще дети, играли на открытой площадке возле Дворца спорта. Зима, мороз жуткий, а они с клюшками носятся. И я рядом стою, болею, скамеек ведь нет. Я была сумасшедшим фанатом!
Я, когда болею, себя не контролирую: и ору, и руками размахиваю. Со стороны себя-то не видишь, а эмоции захлестывают. Однажды меня заметил тренер противников, подошел в перерыве и спрашивает: «За кого вы так болеете?» Я говорю: «За сына!» Он удивился и кивнул: «Да, с такими болельщиками нужно только побеждать!» Как я переживала поражения - это не передать! Казалось бы, дети, игра, а я днями ходила как в воду опущенная, все было неинтересно. Мне и муж говорил: «Ты что, ненормальная? Это же игра!» А для меня каждая игра была, будто финал Кубка Стэнли.
Когда Руслан уже играл в НХЛ, я каждую игру садилась перед телевизором, и все знали: маму трогать нельзя. Я была вся в игре: так сильно сжимала руки, что у меня синели пальцы. Я болела, я молилась и даже просила Бога: «Помоги!..»
После трагедии я анализировала его жизнь. Говорят, дети рождаются умнее родителей. Это точно. Мой Руслан с малых лет был спокойным, не по годам мудрым и рассудительным. Даже старшие дети - и Вадим, и Анжела, у них разница с Русланом 12 и 10 лет, - всегда с ним советовались.
Руслан и в яслях был какой-то замкнутый, нелюдимый. Что-то было в нем, что он не выплескивал наружу, как остальные дети. При этом юморил отменно. Если собирались за столом всей семьей, Руслан со старшим братом Вадимом могли разыграть и довести до слез любого. А еще аккуратный был очень, у меня все его 10 школьных костюмов сохранились, я их потом дочке отдала, чтобы внук носил.
Руслан был очень избирательным в одежде, лишь бы что не наденет. Когда появились деньги, покупал дорогие фирменные вещи, ни в чем себе не отказывал. Может быть, потому что сам себя создал и сам себя обеспечил? Он и меня ругал: «Мама, ну что ты всегда себе жалеешь?» А я так с детства привыкла, у нас в послевоенные годы главным лакомством были сахарные подушечки. Не умею я жить одним днем, всегда откладывала: не дай Бог что случится...
Жизнь в 70-е была не самой простой. Мы с мужем работали в «МАПИДЕ», в три смены. Мне было уже 34 года, дети выросли, и я боялась вновь окунаться в пеленки-распашонки. От страха и неизвестности вначале появилось желание сделать аборт. Я даже встала в пять утра, чтобы занять очередь, тогда в Минске был только один абортарий на Стахановской. Но так сложилась судьба, что у меня не оказалось с собой справки о зарплате, и меня развернули. Я решила, что это знак свыше: раз меня так ведет судьба, значит - буду рожать! Спустя годы, когда Руслаша уже бегал, мы с мужем не раз вспоминали и ужасались: что бы мы делали без нашего Руслана?..
Его ведь судьба вела с самого рождения. Судьба - что он родился, судьба, что сам, без подсказок, выбрал именно хоккей, судьба, что из-за сильнейшей ангины в его крови обнаружили лекарство, которое расценили как допинг. Судьба, что из-за дисквалификации он не смог играть на континенте, благодаря чему отправился в Америку и заиграл в НХЛ.
Но и мы старались ему помогать. Помню, сын играл в Гродно и пожаловался мне, что его мало выпускают на лед. Я тут же позвонила тренеру: «Что это вы моего Руслана на лед не пускаете?» Сейчас думаю: как же я могла вмешиваться? А тогда ни секунды не сомневалась.
Руслан никогда не порол горячку. Всегда спешил медленно и при этом везде успевал. Я порой удивлялась: казалось бы, такой в жизни неторопливый, а выходил на лед - будто другим человеком становился. Руслан очень любил хоккей, которому посвятил всю свою короткую жизнь. Для него хоккей был и хобби, и любимой работой, от которой он получал огромное удовольствие.
Его судьбоносная цифра - 7: седьмого числа он пришел в «Тивали», седьмого была первая игра в «Анахайме», есть семерка в дате рождения, есть она и в дате смерти - 7 сентября. С той лишь разницей, что с 2011 года 7-е число для нас - черный день...
Последний раз мы виделись в конце августа, Руслан возвращался из Риги, по дороге заехал повидаться. Я накормила, положила ссобойку. Он тогда еще довольно сказал: «Ну вот, мам, теперь ты не будешь на меня обижаться, что я редко приезжаю. Сейчас будем видеться так часто, как ты захочешь, я же теперь рядом!» Я так обрадовалась: «Хоть каждый день!..»
А недавно вместе с внучками пересматривали старые видеозаписи. Увидела - и ужаснулась… На праздновании моего 55-летия, это был 95-й год, Руслан сказал: «Мама, я тебя поздравляю, желаю тебе крепкого здоровья. Главное - ты не переживай, не беспокойся за нас, ведь ты нас уже вырастила. Я тебе желаю всего самого хорошего, я тебе желаю, чтобы ты… нас пережила!» Я еще тогда испугалась: «Да не дай Бог!» А сейчас смотрю - словно ножом по сердцу, будто он на себя беду навлек.
Говорят - судьба, но почему на взлете, на пике всего? Почему судьба так жестока с его детками, ведь малышке Эйве было всего полгода, когда погиб Руслан, она даже не запомнила папу. А Руслан так радовался: «Мам, это точно я, она так на меня похожа!»
Уезжая в Ярославль, он затеял реконструкцию дома в Америке. Так много всего не успел... После трагедии мы с мужем летали в Америку, чтобы помочь Бетэн, но мне там было очень тяжело. У меня в квартире тоже много фотографий Руслана, но в их доме он смотрел на меня со всех стен в полный рост. Я не могла там находиться без слез…
Как я отпустила сына за океан? Переживала - не передать словами. Без знания языка, без близких, куда, зачем? В аэропорт меня не пустили - слишком много плакала… Потом сын писал мне душевные письма из Лас-Вегаса, звонил: «Очень хочу домой, сильно скучаю!» Высылал про себя заметки в газетах. Хоть небольшие и на английском, но мы гордились.
Помню, прилетел домой на два дня и сразу обратно. Я переживала: так далеко и так ненадолго, зачем? Все равно прилетел, отогрелся: «Мама, мне так хотелось домой, я так соскучился, хоть на денек…» Очень уж он любил бывать дома… Руслан был очень домашним, очень любил, как я готовила. Его любимым блюдом еще с детства было картофельное пюре. Он был настоящей картофельной душой! И я постоянно готовила пюре: с мясом, с подливкой, с языками, которые тогда доставали по знакомству...
Руслан всегда мне говорил: «Мама, я получаю такое удовольствие от твоего борща, щей, голубцов…» Даже когда женился, звонил: «Мам, а как это блюдо готовить, научи мою Бетэн!» Но у них не принято добавлять лук, много специй, в Америке более постная пища. Поэтому я и там ему всегда готовила.
Кстати Руслан где-то в классе 9-м заявил: «Знаешь, мам, скоро вы с папой не будете работать. И Анжела с Вадимом тоже». Я рассчитываю попасть в НХЛ и там заиграть. Я чуть не прослезилась: «Сына, мой ты дорогой!..» У меня и в мечтах такого не было, я никогда не думала, что Руслан станет звездой. Он был обычным мальчиком, который шаг за шагом, потом и кровью сам себя сделал. Он потратил столько усилий, у него было немало болезней, такие проблемы с ногой, что уже думали, что не сможет ходить. Играл на обезболивающих, не мог даже дотронуться до пальцев. Но сын поставил цель, упорно шел к ней и добился своего. Я никогда не считала его звездой. Для меня Руслан был лучиком солнца: добрый, ласковый, внимательный, заботливый…
А когда он возвращался к детям - дом стоял вверх дном, такой был праздник. Он нянчится, он подбрасывает, он доедает за ними завтрак - не передать словами, что чувствуешь, когда видишь эти кадры.
Сын установил в американском доме камеры, и все, что происходило, видел на экране в любой точке мира. Звонил им по несколько раз в день. Если видел, что завтракают, расспрашивал, что именно. Если видел, что Бетэн взвешивается, спрашивал, сколько весит. Заботливый был, поэтому всегда, даже на расстоянии, был рядом с ними.
Как часто общаюсь с Бетэн после трагедии? Все общение происходит через внучку Олю, которая хорошо владеет английским. В этом году у Бетэн не сложилось приехать в Беларусь, хоть мы очень ждали, и она тоже хотела. Но к ней в Америку ездила старшая внучка Вика, Вадим собирается.
Бетэн молодая женщина, и я прекрасно понимаю, что ей надо жить, нельзя ставить на себе крест. Ну а детям папу в любом случае никто не заменит...
Что касается завещания, мы никогда не просили у Руслана денег. Он сам всегда все привозил. И нам, и всем близким. У сына было много завистников, некоторые говорили: «Богатый!» Да не богатый! Если он получал миллион или два, то половину в качестве налогов отдавал государству. Но сколько он отдавал сил и здоровья!
Завещание я не читала и даже не интересовалась, что там. Единственное, знаю, что сын все четко расписал: как и когда его дети смогут распоряжаться деньгами. После трагедии все счета Руслана закрыли, Бетэн не могла купить самого элементарного. Поэтому мы все в Минске написали доверенность, что мы от всего отказываемся в пользу детей и Бетэн.
Мне не нужны эти деньги, Бэтен они нужнее, она растит троих детей. Руслан всегда нам помогал, у меня есть пенсия, мне сейчас немного надо, я же одна. У меня никогда не возникала мысль что-то оттуда получить, поэтому я даже не спрашивала про завещание.
У меня сейчас помимо близких главная отдушина - это дача. Я уезжаю из города на неделю, встаю с рассветом и пашу, пашу, пашу. Вечером прихожу и падаю - и тогда становится немного легче. Хотя боль все равно всегда со мной, думаю, так и останется…
Я сейчас очень жалею, что не старалась изменить свой характер. Он у меня не сахар, я ведь занудистая была по жизни, многого хотела от близких. Часто, что бы ни сделали, - все не так, муж даже подтрунивал надо мной: мол, чего стараться, тебе ведь все равно не понравится… Сейчас думаю: какая же я была глупая! Если бы только вернуть время назад, все бы было так, всем бы была довольна, на все согласна, лишь бы мои мужчины снова были рядом. Но судьба не дает второго шанса… Это невосполнимая утрата. В одно мгновение я потеряла сына, а затем и мужа, его не стало за два часа. А потом была пустота.
С прошлого августа по апрель я находилась в больнице с депрессией. Раньше я считала, что депрессия - это удел ленивых. А после смерти сына и мужа меня как накрыло: я никого не видела, не слышала, ничего не хотела. Я думала, что уже не выберусь, было полное безразличие ко всему. Спасибо детям и внукам, вытащили меня… Моя старшая внучка сказала такую фразу: «Бабушка, это твой крест, и его нужно нести». Мне было так тяжело, что я не поняла: «Так я его даже поднять не могу - настолько тяжелый!» А она мудро заметила: «Не можешь поднять - тащи, другого не дано…», - цитирует маму Салея «Комсомольская правда».
