Экс-генеральный менеджер минского «Динамо» Владимир Бережков признался, что тюрьма его сильно изменила.
«Я считаю, что прошлое разрушает, а тем более — негативное прошлое. Если постоянно возвращаться к тому, что было, то человек сгорает, тратит свои усилия, свою энергетику, которой нам и так отсчитан ограниченный объем. Вот, случился в моей жизни такой тюремный опыт, и я его воспринял с благодарностью судьбе. Ведь тюрьма меня хоть и не сделала другим человеком, личность и ценности остались, но изменилось отношение ко многим вещам, которым раньше я не придавал большого значения. И не так ценил, как надо было. Прежде всего, это семейные ценности, друзья, хорошие отношения, доброжелательность к людям. Мне казалось, что я хороший человек, но в тюрьме оказалось, что доброты во мне недостаточно: надо к людям относиться более благосклонно. Я увидел много горя, страданий и что многим хуже, чем тебе. Много людей, которые сидят и страдают без вины. К сожалению, это так. Я не выношу приговор, но когда ты находишься в камере с кем-то длительное время, то знаешь его лучше, чем кого-то другого. Ведь он всегда на виду, не может скрыться от тебя ни на одно мгновение, и ты даешь оценку его поведению, характеру, настроению. Во многих случаях мне было жаль людей, потому что можно было решить ситуации иначе: более гуманно и разумно, по-человечески. Такие вот выводы...
Ко всему, любая информация, которая исходит от меня публично, может быть воспринята как разглашение тайны следствия — дело не закрыто, и возможно какое-либо его продолжение. Но главное: не хочу копаться в прошлом, а хочу смотреть в будущее. Сегодня у меня много дел, идей и людей, которые в меня поверили. Любое возвращение в прошлое — это копание в себе, нотки мести, нотки войны. А война разрушает. Если будет делать так, как сказал Конфуций: "Сиди спокойно на берегу реки, и мимо проплывет труп твоего врага", то пусть будет так. Но сегодня я даже не назвал бы кого-то своим врагом — не хочу даже употреблять слов этих. У меня нет ни на кого обиды и даже злости — я всем простил. Я виноват сам в том, что случилось, и никого больше в этом не виню.
Означает ли моё прошение на имя главы государства, что я признал свою вину? Сказать так — проще всего. И схематически, возможно, это так и выглядит. Но мое ходатайство в администрацию Лукашенко об освобождении от уголовной ответственности нельзя назвать прошением. В том ходатайстве точно изложена моя позиция относительно всего, что со мной случилось. Там нет такого, что я признаю свою вину, и точка. Там вкратце, но достаточно подробно описана та ситуация, которая содержится в многочисленных томах уголовного дела. Там есть фраза о том, что незнание законов не освобождает от ответственности. Я допускаю, что к некоторым вещам, которые сегодня трактует следствие, как нарушение закона, я относился слишком легкомысленно. И если вся правоохранительная система приходит к однозначному выводу, что я нарушал закон, — я готов с этим согласиться. Признаю свою вину и искренне раскаиваюсь. Но я там же написал, что у меня не было злых намерений и цели украсть деньги. Я пытался работать эффективно в условиях, некомфортных с точки зрения законодательства.
Есть ряд моментов, которые, к сожалению, до сих пор не решены в спортивных клубах. К примеру, низкая зарплата генерального директора по сравнению с персоналом, который он набирает.
Согласно законодательству, в хоккейном клубе КХЛ уборщица может получать больше, чем генеральный директор, на котором лежит колоссальная ответственность. И то, что генеральный директор клуба до сих пор находится за решеткой, — тому подтверждение. Уборщицу никто не посадит, а директора — могут. И он сидит.
Я не оправдываю его действий, а говорю только с той точки зрения, что человек, который может попасть в тюрьму, должен иметь более высокий статус, чем статус в уборщицы. А еще такой момент, что клуб может приобретать медикаменты в формате велоаптечки: йод, бинт, перекись водорода, и все. На большее нужны специальные лицензии, разрешения, целая куча бюрократических решений, чтобы приобретать элементарные восстановительные средства. Ни для кого не секрет, что многие вещи в клубах решаются через кэш. Я считал, что была создана не идеальная, но, как минимум, не воровская схема, которая способствовала результатам клуба, развитию и восстановлению справедливости в этой ситуации... Но я признал то, что я ошибался, и теперь я эту ситуацию не допущу ни в коем случае.
Инициатива у нас по-прежнему наказуема? Не я сказал, но: "Сегодня у каждого руководителя предприятия главная книга — Уголовный кодекс". Мне кажется, чрезвычайная жесткость наказания и подходов в современных экономических условиях не очень хорошо влияет на инвестиционный климат, бизнес-климат, на инициативу вообще. Да, нельзя нарушать закон. Но если закон несовершенен, то к его нарушителям можно подходить не так жестко, как подходят сегодня. Ведь сегодня у большинства руководителей подход: "Как бы ничего не делать". Мол, лучше я буду тихо сидеть, ничего не буду делать, и мне за то ничего не будет. В худшем случае выпрут по окончании контракта. А если я буду проявлять инициативу, преодолевать барьеры, то это может закончиться Володаркой. И если брать систему мер и весов, то семья — это главное. А как видим здесь, у нас не церемонятся: есть дети или нет — все равно это не является фактором, который смягчает вину. Семья — главное, и человек перестраховывается: "Лучше я ничего делать не буду". Так большинство руководителей и сидит: либо сидит и ничего не делает, либо — там сидит.
После тюрьмы во мне стало больше толерантности, стал более уважительно относиться к чужим привычкам и с большим сочувствием к чужим недостаткам. Я просто стал людям сочувствовать. Понял, что иногда отрицательные черты характера человека — вещь приобретенная. А если даже и врожденная, то он в этом не виноват. И нужно больше прощать и больше стараться воздействовать. Если ты просто начинаешь с человеком войну, стараешься его сломать, победить, как я это делал, совершенно не задумываясь раньше, то ты, может, и получаешь локальную победу, потешить свое самолюбие, но человека не переделаешь — он остается тем, кем и был. Он только злее становится, в нем горит обида. Его эмоции его доедают, и он превращается в пепел. Это понимание пришло ко мне от того, что я видел там, рядом с собой, очень много горя. И от того, что у меня было достаточно времени на то, чтобы прочитать те книги, которые не успел прочитать раньше. Хотя и должен был их прочитать. Или по-новому понял перечитанного там Достоевского. В любом случае, я могу сказать: если раньше я делил жизнь на до 50 лет и после, то сейчас делю на до Володарки и после нее. Теперь я другой человек: может, я и не стал добрее, но сейчас во мне меньше злости точно.
Первая мысль во время ареста? Я такого абсолютно не ожидал. Я знал, что у меня есть проблема, которая, возможно, войдет в противоречие с Уголовным кодексом, но мне казалось, что это "секрет полишинеля", что эта ситуация... лояльна с точки зрения руководства. И она была к тому времени ликвидирована. И тогда, в первый день, я закипел. Не хочу вникать в подробности, но у меня выстроилась целая канспирологическая цепочка, почему это произошло. Было много информации, которая была известна мне одному, и эта информация просто разрывала мне мозг на части. В первый день, 13 августа, я сидел в Следственном комитете, и в моей голове крутились сплошные триллеры. Я пытался противодействовать, предвидеть мотив, почему это происходит. Но в итоге, когда я запутался, слишком много информации было и формальных причин для моего задержания, то просто сам себе ночью, в "стакане" Партизанского РУВД, сказал: "Ну, и слава Богу! Если да, то я отдохну". Ведь работа в последние месяцы была очень тяжелой, было много проблем и задач, которые я был вынужден решать, как генеральный менеджер команды — агенты, хоккеисты, начальство, зарплаты, сборы... А ведь я тогда и обязанности генерального директора исполнял, так как Субботкина уже арестовали. Из-за нехватки времени я не мог уделять соответствующее внимание главной команде, и там начали возникать различные проблемы и конфликты. Это все меня так угнетало, что когда я оказался за решеткой, я вздохнул с облегчением и подумал: сейчас у меня есть все моральные основания наплевать. Если вы со мной так поступили, то и мне плевать: пусть оно само собой горит. Так я смог себя уговорить на то, чтобы быть в согласии с собой.
На первом после освобождения фото я очень худой и измученный? Я бы не назвал себя больным... Я вышел такой, но я просто не обращал на себя внимания: в тюрьме ты в зеркало практически не смотришься. Там ты просто стараешься оставаться человеком. Этот выход для меня был неожиданным, я к нему не готовился. Это стало для меня сюрпризом.
Там реальная угроза не остаться человеком! Любая экстремальная ситуация — испытание личности. Устойчивость личности постоянно подвергается сомнению, а человек в течение всей жизни подвергается испытаниям, не важно, сидишь ты в тюрьме или на свободе попадаешь в конфликтную ситуацию, или случилась у твоих близких беда, а ты не пришел на помощь. Либо совершил что-то, что противоречит ценностям, которые ты уважаешь. Это называется "дрогнула личность". А в тюрьме как личность колеблется — там ветры очень сильные! Обстановка способствует тому, чтобы ты поддавался каким-то негативным моментам. Ведь ты там не один, и рядом с тобой не все праведники, не все люди хорошие. Злодеев и зла — не мерено. Можешь ли ты бороться? И физически тоже. Но главное — морально. Морально там очень трудно просто сохранять свою ментальность, свое право жить так, как ты привык, в соответствии со своими ценностями.
Например, со мной в камере сидел человек, который с ненавистью относился к белорусскому языку. Это был конченый злодей. И когда в камеру попал человек, который разговаривал по-белорусски, он начал над ним издеваться. Я понял, что должен вмешаться в ситуацию, — защищать не только себя, но и друга с соседней "шконки". Мне пришлось пойти на конфликт, дошло до драки.
И это только один из многих эпизодов. Я не говорю, что там приходилось ежедневно драться на кулаках, но морально драться приходилось постоянно за свой суверенитет.
Почему после тюрьмы решил снова вернуться в кресло спортивного чиновника? Теперь у меня есть опыт, и ошибок я не повторю. Я работаю в Федерации футбола четвертый день, а мне головы некогда поднять — столько передо мной проблем и задач, которые я знаю, как решать. И мне это интересно. Больше всего не люблю быть не на своем месте, в роли какого-то шарлатана, которому бы только время свое на чиновничьем кресле отбывать. Когда Сергей Румас (председатель Федерации футбола) обрисовал мне мои задачи и я их прикинул на себя, то понял, что при наличии автономии, а автономию мне дали, у меня может получиться много интересного. У меня уже был ряд встреч с неформальными и формальными объединениями, уже приходили сюда ребята из "Крумкачоў". Мы с ними много разговариваем и переписываемся, я к ним уже и на матч в минувшую субботу сходил.
Мы в 90-е годы в "Прессболе" были такими же — энтузиазма волна. Желание изменить мир — это так важно, так редко сегодня. И Федерация футбола, несмотря на всю ее бюрократию, к "Крумкачам" неровно дышит — она им помогает так, как не помогала бы ни одна структура на их месте. И это очень хорошо. Хотя бы потому, что "Крумкачы" на своем примере всем показывают, как делать футбол без денег. Если эту инициативу не поддержать, не дать возможности роста, то скоро все исчезнет. "Крумкачы" сейчас в тренде, и это хорошо. Возможно, у других команд к ним есть какая-то ревность, и это хорошо. Будет стимул и другим для развития», - отметил Бережков, сообщает Еврорадио.
