Theo Fleury: Playing with Fire. Глава 1. Часть I

В первой главе своей автобиографии Тео Флёри рассказывает о несложившейся карьере его отца, который в последствии стал алкоголиком, своих школьных годах, поясняет, почему он не любит получать подарки, а также вспоминает свои первые шаги в хоккее. Для вашего же удобства, Allhockey.ru разбил это главу на две части.

Глава 1: Конец Света

Сколько себя помню, столько люди и перешёптывались у меня за спиной, когда я подходил к ледовой арене: "Вот он... это он! Это тот самый парень!". Мне все говорили, что я был самым офигенным игроком на планете, да с таким катанием и таким владением клюшкой, что никому ещё и не снилось даже. Про меня всё время говорили, что я "ловкий" и "мастеровитый".

В городке Расселл (пр. Манитоба) такие комплименты дорогого стоили. Мне рассказывали, что люди приезжали аж из Брэндона (пр. Манитоба) и Йорктона (пр. Саскачеван), чтобы посмотреть на "этого парня из Расселла". Я всегда пытался добиться внимания со стороны своих родителей, но все мои попытки были тщетны, а потому столь хвалебные отзывы были для меня, как бальзам на душу. Я буквально млел от подобных слов, но мне всегда их было мало.

Понимаете, мой отец вёл достаточно скверную жизнь. Он был алкоголиком – эгоистичным, злым и никчёмным алкоголиком. Каждый день он ходил на работу, которую просто ненавидел. Он вставал в шесть утра, когда на улице был жгучий мороз, и садился в погрузчик без системы отопления. Ящик пива и три пачки сигарет помогали ему пережить день, помогали ему перестать думать о том, кем он мог бы стать.

Ему пришлось поставить крест на своей мечте за пять лет до того, как я появился на свет. Уолли Флёри был отменным хоккеистом, прирождённым снайпером, который не уходил с площадки без заброшенной шайбы. Он должен был отправиться в тренировочный лагерь "Рейнджерс", но за три месяца до сборов сломал себе ногу, играя в бейсбол. Он погнался за мячом, а на пути к первой базе была небольшая кочка – он споткнулся об неё и упал. Мяч достался игроку, который стоял на третьей базе, и тот сразу рванул "домой". Мой отец поднялся на ноги, бросился назад и столкнулся с соперником. Считанные секунды спустя отец вновь оказался на земле, только на этот раз в миллиметре перед собой он увидел большой палец своей ноги.

Врачи тогда сказали, что он больше никогда не сможет ходить. Он проходил курс лечения на дому. Каждый день моя бабушка давала ему ведро с кипятком, он опускал туда свою ногу и двигал ей. После этого инцидента он сыграл ещё девять матчей, но нога была уже совсем не той что прежде.

Моя бабушка, Мэри Флёри, была ещё тем крепким орешком. Он была из племени Кри. Помню, один раз она набила морду трём парням на стоянке. Они стали к ней приставать, и она задала им жару. Она была очень гордой и не признавала никаких авторитетов. Все её звали "Бульдозер". Не то чтобы она была какой-то уж чересчур лютой, но спорить с ней не стоило. Она потрясающе танцевала джигу. У неё в багажнике всегда валялась доска, на которой она и танцевала. Мой дед играл на скрипке, а его дети – на гитарах. И вот они играла, а бабушка танцевала. Джига в её исполнении - это была фантастика.

По воскресеньям мы ходили к моему дяде Роберту на джем-сейшены. Все выходили во двор и танцевали в грязи. Было весело. У моего дяди было 12 детей, и они все спали в одной комнате. Вдоль стен стояли двухъярусные кровати, а окна были с видом на долину Ассинибойн в городке Чайнатаун. Потрясающее место.

Мои родители были абсолютно разные люди. Папа был спортсмен-тусовщик, а мама – зажатая в себе тихоня, почти монашка. К тому же, она страдала психологическим расстройством. В 16 лет ей выписали валиум, и она подсела на него. Когда я был совсем маленький, она даже шоковую терапию в больнице проходила. Помню, она нервничала по любому поводу. Больше всего она боялась того, что у неё закончатся таблетки, поэтому она прятала их по всему дому – в чайнике, за обогревателем, на холодильнике, между подушек... У неё по всему дому были тайники.

Моим младшим братьям, Тэду и Трэвису, тоже приходилось мириться со всей это фигнёй. Никто из нас толком не доверял родителям, а потому ни с какими проблемами мы к ним не подходили – научились разбираться со всеми трудностями сами. В школе мы валяли дурака – ничего другого детям, у которых дома сплошные проблемы, и не остаётся. Мы постоянно ввязывались в драки и прочие неприятности. Мой отец постоянно пил и орал на мать, а та всё время была зла на него. Хаос, хаос, хаос и ещё раз хаос. Кто-то из них всё время ругался на другого. Но на этом всё заканчивалось – до рукоприкладства дело никогда не доходило. Зато сколько было крика и мата... Я считаю, что мои родители не должны были так себя вести перед детьми.

Будучи старшим ребёнком, я взял на себя роль защитника матери. Первый раз я заступился за неё в 10 лет. Помню, что папа орал на неё. У нас не осталось денег на продукты, потому что он спустил всю зарплату в баре. Она плакала и просила его завязать. Он же стал обзывать её последними именами. Говорил, что она ё**ная сука и сидит у него на шее. Он подходил к ней всё ближе и ближе, и выглядел устрашающе.

Нам он тогда казался здоровяком – рост был 178 см, вес – 86 кг. Она же была ростом всего где-то 160 см и весила около 60 кг. Я же был ещё меньше их – максимум 144 см и 40 кг. И вот я смотрю, как он над ней нависает, а она вся дрожит, и во мне что-то переклинило. Слышали когда-нибудь, что мать может и машину поднять, если под ней застрял её ребёнок? В общем, я кинулся на него. Я орал на него истошным голосом и гнал его через всю лужайку перед домом вплоть до машины. Я кричал, чтобы он убирался из нашего дома и чтобы больше ноги его здесь не было.

Помню, что в глазах у него было полное смятение, но он всё прекрасно понимал. В гневе я был страшен. Когда ты в ярости и ничего не боишься, можно много бед натворить. Это качество я потом и на льду проявил. Когда ты ведёшь себя, как псих, люди отходят в сторону.

В школе я стал задирой. Я всегда был самым маленьким – на полголовы меньше любого парня в школе, а потому надо было как-то пробивать себе путь наверх. А как это сделать? Надо быть жёстче всех вокруг.

Каждый божий день я издевался над людьми. Всегда вырубался на того, на кого не надо было вырубаться. Я был агрессивным. Всегда обзывался на одноклассников, вызывал их на бой, чтобы почуствовать себя лучше. Я мог найти слабость в любом человека за пять секунд. Учителя меня ненавидели. Боже, как же они меня ненавидели! В начале четвёртого класса я сидел на последней парте. Уже через неделю я сидел рядом с учителем спиной к доске и лицом к классу. А всё из-за того, что я был крайне языкастым и постоянно перебивал всех, чтобы на меня обратили внимание. Мне не было равных в плане отпускания ремарок и комментариев.

В шестом классе мы играли в шарады, и тема игры была "телешоу". Подошла очередь одной девушки. Что касается физического развития, она опережала весь класс, но ещё не носила лифчик, а потому разглядеть её грудь под одеждой не составляло никакого труда. И вот учитель дал ей табличку с названием телешоу, она повернулась к классу, чтобы начать показывать пантомиму, и я заорал: "Knight Rider!" (Шоу начала 80-х, где одну из ключевых ролей играла машина. Тео намекает на сходство женской груди и фар автомобиля, прим. АО).

Зимой у нас в Расселле проводились спортивные соревнования на школьном уровне. Одна из дисциплин называлась "кикинг" - командная игра, где надо было пинать шайбу, как футбольный мячик. Вот я и пришиб одну девчонку из своего класса. Как пнул ей шайбой в лоб, она аж на задницу присела! Ко мне тут же подошла учительница, замахнулась и вмазала мне по лицу – хтыщ! До сих пор помню, как её зовут. Миссис Климэк. Она уже ничего не могла с собой поделать – я доводил учителей до стадии кипения. Вот как я могу выводить людей из себя. Только теперь, после нескольких лет отказа от алкоголя я иногда сижу и думаю: "Блин, мне ж по-хорошему у стольких людей надо попросить прощения..."

Продолжение следует...